 |
 |
 |
 |
|
 |
 |
видно конца, подземный зал, решетчатые мостики под потолком, а внизу - маслянисто
поблескивающая черная поверхность воды, поделенная тонкими перегородками на
продолговатые прямоугольники.
- Спустимся? - предложил Исидор.
Вовочка молча кивнул.
Они стали спускаться вниз по крутой подрагивающей металлической лестнице. Потом
Исидор вел его куда-то, потом сказал: "Здесь".
Под Вовочкой была ячейка этого громадного бассейна, и на поверхности воды плавала
оранжевая дощечка с надписью черными буквами: "АМ870033 БЕЗЗУБКИН ВЛАДИМИР
ИВАНОВИЧ" и еще какими-то непонятными знаками. А под табличкой, под водой,
странно нечеткое, растекшееся, белело голое тело с характерным родимым пятном у пупа.
- А-а-а!!! - закричал Вовочка - и дальше он уже ничего не помнил.
Владимир Иванович Беззубкин, главный редактор литературно-художественного и
общественно-политического журнала "Молодая листва", побрился, поковырял пальцем не
вовремя вскочивший прыщик на подбородке, вырвал торчащий из носа волосок и пошел
завтракать. Ника, уютно кутаясь в халатик, разливала чай. Владимир Иванович потрепал
ее по попке, сказал что-то шутливое, съел гренку с сыром и потопал на работу. По утрам
он всегда ходил пешком. Он чмокнул в щечку секретаршу Дашеньку и прошел в свой
кабинет. Сегодня было очень много дел...
Заглянула Дашенька.
- Владимир Иванович, - мелодично сказала она, - там этот пришел, вчерашний...
Лазарчук его фамилия.
- Фантастику принес? Гоните его в шею!
Андрей ЛАЗАРЧУК
СТАНЦИЯ НАЗНАЧЕНИЯ
Наивным мотылькам, летящим на Вожделенный Свет; Измученным
душам, Блуждающим во Тьме в поисках Истинного Пути: Вы все отыщите - Нигде и
Никогда. И да дарует вам тогда Бог новую Дорогу!
(Г. Фауст. Из поэтического предпослания к "Всеобщей истории
Апокрифов")
Черт сидел на подоконнике, покачивал копытцами и вертел в пальцах тросточку.
Цилиндр он снял и поставил рядом с собой, и теперь время от времени машинально
облокачивался о него, уморительно пугался, отдергивал руку и потом долго выправлял и
разглаживал вмятину. В эти минуты он был такой настоящий, что Генрих не без смятения
думал: а не явь ли это? В конце концов, я не так уж много выпил вчера... хотя много,
конечно, но не до чертей же и не до голубых же слонов... Кстати, где это я?
На этот вопрос ответ пока не приходил. Комната плыла и покачивалась, и
единственное окно ее подергивалось рябью, и черт, кстати, тоже подергивался рябью и
плыл куда-то (кстати, может ли подергиваться рябью галлюцинация?), но даже через эту
рябь и покачивание можно было разобрать, что когда-то, очень-очень давно, может быть,
еще до Рождения Христова (кстати, кто это такой?) комнату эту оклеили желтыми
обоями с мелкими голубенькими цветочками, не то ландышами, не то незабудками
(фергиссмайннихт... кстати, кто-то недавно говорил мне: фергисс майн нихт, кто-то
говорил... кто? А, причем здесь это!), но теперь цветочки выцвели или отцвели, обои кое-
где топорщились, кое-где лопнули, местами проступили какие-то пятна и потеки, и